Декамерон. Центурии Часть Вторая

Entr'acte

Читатель, помнишь про меня?
Про половину первую Декамерона?
Я не хотел всей сотней загружать тогда.
В излишестве словесей нéт у меня резона.
Я пробовал сперва душить из любознания.
Затем со смертью я играл как очиститель.
Потом я занимался расширением сознания.
В придачу я солил и под конец пиитил.
Теперь твоё терпение прилежно окупилось.
Смотри, перед тобой вторая половина расcтелилась.
Прошу: полюбопытствуй, побоись,
Пофилософствуй, побытуй, помстись.

Мстительное

В этой декаде мы будем смеяться,
Злобно в карман про себя угрызаться.
Но вы не бойтесь,
     мстить я несерьёзно собрался,
Только по стёбу чуть изголодался.

О духе

Дух отделился,
   встал,
    поднялся,
     подытожил.
Экс-обладатель его
   сел,
    наклал в штаны
     и скорчил рожу.
Так разделилось вроде неделимое одно.
Но…
Ошибочка –
   дух бьёт за все грехи засильника экс-своего.
Мораль сей контрадикции прозрачна и чиста:
Не возмущайте духа!
Да не дёргайте и так уже распятого Христа!

Провокация

Запечатлить и выкристалить силуэты
Само собой известных неизвестных…
Сюжет сей годен для памфлетов,
Для публики широкой и для местных.
Любое слово – для поэта повод
Осмыслить, возвести и опростоволосить,
Ввести вмешательство, нарушить моду,
Попровоцировать и панцирь сбросить.
Пусть будет интересно или плохо
Сочувствующим, праведным и зекам,
Нуворишáм, поддонкам и пройдохам
И прочим слабым человекам.

Беда

Вот и настала нежданно пора
Бабки подбить и прикинуть дела.
Будя стенаться без поводыря,
Сударь, судиться садитесь сюда.
Чаша грехов бесконечно полна
Вечным вчера.
Кажется, было хоть что-то незря?…
Кажется? Да. И в том вся беда…
Сколько он весит, кусочек добра?
Рупь или два?
Что за цена?
Грубо количественна…

Инициатива

Ты захотел за дело взяться,
Прославиться, разбогатеть, со всеми пообняться.
И до поры до времени с тобой энтузиазм.
Зато всегда сопровождает
   окружающих завистливый сарказм.
Начнёшь фантазией бросаться.
И только стоит разогнаться,
Как на лету и с высоты
Уткнёшься в угол, с внешней стороны.

Сказочный вирус

Мне накануне снился сладкий сон.
Как обернулся вдруг свиньёю он.
Сначала думал, это Милновская сказка,
Но оказалася проглотом
   выпудренным изветсковою замазкой.
Какой же это Пятачок,
Когда причлéненный на нём значок?
Не надо дрыгать, хрюкать или фыркать,
Когда зарежут. И не надо брыкать.
Сей сказочки трагикомический удел
Всё подчистую съел.
И даже Винни-Пух не уцелел,
Хоть и невиннейше мёд из горшочка ел.
Проглот ступает дальше пó всем сказкам.
С ушами проглотил он Чебурашку.
Затем он Гену слопал. Он ж ещё зелёный был!
По что же хакер этот вирус запустил?
Толь запороться розовым шипом,
Пока проглот твой облик не застукал нагишом?
Мой день сегодня не удался.
Изголодался я…
Ох, как же я по антивирусу изголодался!

Благослужение

Уж больно всё проходит мило. –
Заблагорассудилося, опостыло.
Не вывернуть ль косяк наоборот?
Устроить Освенцим? Сбить круговорот?
Иль распустить ума палату,
Швыряясь, не скупясь и не взирая на затраты,
Глобально, в частном случае, многоморально
И в обстановке неформальной?
А то всё как-то мутно,
Невкусно или скудно.
А так немножечко повеселее,
Румянее и повзрослее.

Улов

Поймать на уху вдоволь рыбки я твёрдо решил,
Удила и сети забросил и лагерь разбил.
Готовился к мéроприятию долго я.
И, может, вся жизнь на рыбалку направлена.
Ты, рыбка, давай!
     Хорошенько ловись.
Затраты мои окупи.
     Гурьбой в сети ложись.
Есть все предпосылки, есть опыт, нужда.
     И за мнóй нет греха.
Ведь должен же я, наконец, увеньчаться успехом?
     Ведь правда моя?
День рыбный проходит и скромный улов
Мне как бы в насмешку Нептун дать готов.
За время рыбалки одна лишь рыбёшка.
Как правда горька!… Какая оплошка!…
Кто признанный тобой, Нептун? Кто твой избранник?
И почему не заслужил я? Почему я твой изгнанник?
Нечестно это! И не для того
Я подготавливался. Труд насмарку весь! Всё для кого?
Во мне задетое нутро жжёт и начинает кипятить.
И плакать хочется, и отомстить.
Нет жалости в моей натуре. Но уже и нету сил.
Карасик, бедный мой, пока ты невредим.

Наш звёздный час

Нас страшно будоражат деяния звёзд.
От комплекса неполноценности
   и преклонения нас натужно прёт.
Где с кем когда как громко
   и с какою миротворческою миссией
Вот та иль эта знаменитость пукнула под залп шампанского и смех гостей?
А эта с кем звезда в последний раз спала?
А ну-ка, ну-ка! Интересно!…
   Однако ж стерва ж шустрая она!
Насколько звёздочка
     – столь перспективная – разделась?
По чём та знаменитость
     и на чьи шиши объелась?
Как жутко интересно!
   Как достоверно!
     Как красиво!
Как добросовестно нас СМИ
     снабжают информацией правдивой!
Со дня на день чужим мы смыслом
     напоняем собственное либидо
И с благодарностью накапливаем
     до перенасыщенного иступления в себе *овно.

Грамота

О! Неплохая книжка очевидно,
Раз толстая и столько стоит.
Другим писателям завидно,
Как убедительно она зажмурит и запустословит.
Стоят на полке кирпичами
   в глянцевой обложке непрочитанные,
Но позарез необходимые великие труды.
Благодаря имуществу мы славимся начитанными.
Учёные, пишите больше всякой ерунды.

Формация

Увидя давней формы контуры,
Пройдёмся, падая, по горизонту мы.
Постукивая чайной ложкой по стакану,
Замажем неудачную татуировку и, зализывая раны,
Упёршись в панцирь субкультуры,
Напьёмся водки и запьём её микстурой.
Художник! Не свищи! Не бетонируй!
Не балуйся! Не хапай! И не баллотируй!

* * *

Месть – это состояние, когда
Приспичило вдруг. И тогда
Ты выкрикнешь: Побойтеся меня,
Пока вы живы! Мстя моя страшна!

Страшное

Вас ждут любимые страшилки!
Вот так всегда:
   За здравие напьёмся, а потом поминки…
Страх – чувство неприятное, но
Содержит эротический момент оно.

Клаустрофобия

Пол, потолок, стена…
Нет, то ещё не клаустрофобия.
Пол двинулся тихонько вверх…
Нет, он не движется, почудилось, как глупо…
Или всё-таки движется
Нет, нет… Но потолок
Вниз!… Нет, кажется…
А вдруг? Оставь меня в покое
Воображение больное…
Нет, не воображение, и не фантазия,
А стена!
Смотри, она всё ближе, всё плотнее!
Да нет же! Нет!
Нет! Да!!!
Вот вот, сейчас задавит, сплющит!
А где дверь?…

Где дверь?! Где дверь?!
И где окно?!
Ни воздуха, ни света, ничего!
В тиски задавят… и спасенья нет!…
О, Господи! Куда? Конец!
Прими раба скорее своего!

Классика

Я начитался всяческой литературы, нá ночь глядя,
Хотел немного просветиться,
     общего образованья ради.
На Достоевском я разок-другой зевнул.
И что ж?! От книголюбия заснул.
Во сне меня вий гоголевский указательным затыкал.
Чертил круги я лихорадочно и от испуга мыкал.
Но тут пришёл сорокинский Роман
И всех бесов под чистую сожрал.
Затем шекспировский Макбет Романа порешил.
Макбета же Двойник его и Достоевского ума лишил.
На что Гюго заквоземодил с Нотр Дама,
Но к счастью я проснулся вовремя
     ещё до фаустовской драмы.
Блин, надо ж было классикою так увлекаться…
Нет, лучше детскою литературой потешаться.
Вернёмся к старым добрым сказкам
     братьев Гриммов, где
Волк бабушку и Шапочку скушал по своей нужде.

У хозяев

Свеча в ночи боязненно ещё горит,
Покуда вампирёнок на насесте спит.
Зайди-ка к нам на огонёк!
Суровый будет Игорёк.

Места заняты

Земля не вертится.
И солнце не встаёт.
Река не плещется.
Луна прилива не даёт.
Необъяснимо всё остановилось.
И даже физик вопрошает.
Земля покровом темноты накрылась,
Не греет и не притягает.
Природа двигаться устала. Как было суждено,
Хоть задним, но сбылось пророчество числом.
И миротворцу всё равно, хоть покати шаром.
И нету больше мест свободных на космический паром.

Школьная проверка

Зашёл директор в класс,
Разлил на парте квас,
Пронюхал в парте обстановку
И сделал тылом рокировку,
Схватил ребят в охапку
И сунул крошки хлеба в папку.
Он затянулся табачком
И спрятал в парту школьников бочком.
Сидели там мы дружно,
Глазели судоружно,
Глотали крошки с мелом
И ждали перемену.
Такие нынче вот директора.
От них у нас одна беда.

Вдруг клякса

Начати старыми словесы,
Про новые скажу регрессы,
Про интегральные процессы.
Эх, бесы окружают. Бесы, бесы…
Собраться с потрохами в глиняный кувшин,
Разбавить сероводородом, скушать никотин
Вполне прекрасный,
В меру безопасный.
Чтоб надлежаще циркулировать,
     стараясь не попасть впросак.
Для бывших одноклассников
     надеть легенду и пиджак.
Заправить галстук в капустняк.
Червяк, червяк, опять червяк…
Занять ум, руки и других стаканом пива,
Аргументируя спокойно и спесиво.
Боясь склероза, список данных позабыть,
И всё же жить, и всё же жить…
Но можно ненароком кляксу уронить,
Всё благолепие макулатурно погубить.
Тогда что делать?
   Как тут быть?
     Как чистоту вернуть?
Ох, страшно в злополучной этой кляксе утонуть.

Лопание потребления

Пацан, запомни правила удовлетворения!
Проникнись соусом глобального мышления!
Чтоб в мире нынешнем была с тобою состыковочка,
Нужны реакция и скорость и количество и облицовочка.
Короче, будет от меня тебе такая установочка:
Всё, что под руку попадёт,
     скорей, пока в загашнике, в себя затискни! Скачай или навек зависни!
Пихать в себя, пихать!
Комками наглотаться и опять кусать!
Добру не надо пропадать.
Перекачай, перетаскай, перелистай!
Насаживай на вилку, в соус намакай!
Смотри, какое заглядение!
Заучивай секреты потребления –
Мистерию, хоть лопни ты, столпотворения.

Короткая одиссея

С верхушки разувесистой берёзы
Глядит на землю смелый муравей.
И, устремившись к лепесткам мимозы,
Он сел на листик и по воздуху поплыл как Одиссей.
Растёт берёза эта у пятиэтажки.
И, освещаясь светом фонарей,
Летит вниз опрометчиво букашка,
Невольно наблюдая творчества людей.
На пятом этаже бьют непослушного ребёнка
И одновременно какую-то бурду на печке варят.
На третьем этаже кричит соседка,
Что их соседи на четвёртом заливают.
На этаже втором с балкона сбрасывают мусор.
На первом этаже пенсионер, забытый всеми, умирает.
Скрипит зубами муравей,
     отделавшись от мимолётной музы.
И, приземлившись, постарев, мимозу проклинает.

Сорок лысых попугаев

В канаве сбившись в стаю, сорок лысых попугаев
То скалятся, то лают, громко и изнемогая,
И рвутся добрым словом и улыбкой поминать,
Чтобы потом носком пинать
Непризнанных, зашуганных, забитых,
Неприспособленных, живьём зарытых.
Их вышвырнут из попугаевой канавы
Для назидания, порядка, карантина и забавы.
Теперь мешает попугаям лающим
     твой самодельный драндулет,
Который портит групповой портрет.
С тобой одно прекрасное создание –
Твой бич подержанного самообладания.
Приходится выдерживать напругу,
Крутясь по эстафете и по кругу…
Как страшно одному остаться!
Ещё страшнее под шумок бессильно закопаться!

Молитва

А что, если рак?
Ведь может стать так.
Что делать тогда,
Коль жизнь коротка?
К кому обратиться?
Креститься?
Молиться?
Напиться?
Страх, не съедай меня!
Пускай жизнь короче, но смерть не страшна.
Не сбиться!
Дай бог мне не сбиться!

* * *

Возможно, вы нисколечку не испугались.
Скорей всего, вы просто рассмеялись.
Тогда вы не отделались испугом.
Сидит он, поджидая,
     в ваших недрах глубоко и глухо.

Философское

Ну а теперь начнём тему изящную,
Благостную, но и всюду торчащую.
Чем обернётся сей эксперимент – мне невдомёк.
Tabula rasa. То бишь чистый подход.

Перемирие

Нам суждено одно и то же вытворять,
День изо дня повторы повторять.
Обыденность и быт энтузиазм съедают,
И глупые дела надоедают.
Как тут рукам не опуститься?
Как хочется за что-то возмутиться,
Пожаловаться и позлиться!
С судьбою тяжело смириться.
Попробуй-ка поесть, поспать, угомониться,
Напиться воздухом, побриться,
Забыть, проигнорировать, замять,
Жар заглушить и жить опять.
Не знаю, можно ли свой пыл дрессировать?
На долго хватит ли себя в руках держать?
Нам угрожает атрофирование.
Нет внутреннего мира. Есть только перемирие.

Своя логика

Мелькает тощая земля
В орбите, плющась в жирных полюсах.
В пробирке затесалась капелюшка
Как в клетке томная зверюшка.
Ложится на землю потерянный промышленный кулёк. Сквозь асфальтированную автостоянку
     к солнцу тянется цветок.
Под загородом делают пикник
   бомж городской и миллиционер.
Через витрину смотрит, испугавшись манекена,
       старенький пенсионер.
В процессах и в сопротивлении им где-то спрятан смысл.
От доказательств он научных независим.
Всё жизненно, всё в своей правде,
     всё задуманно, всё однократно.
Всё радует и всё таинственно,
     всё как надо и всё ладно.

Заглючило

Опасно в современном мире подключиться,
К большому миру и к широкой публике
   посредством компа приобщиться.
Оно, конечно же, прогресс…
Но вот в чём постоянный стресс:
Как бы куда-то ненароком кликнуть,
На киберной периферии, чтобы не зависнуть.
Искусством надо обладать
     точнейше попадать
И, взявшись за компьютер, заодно
     себя и мышку в руки жёстко взять.
Иначе не по-детски могут кинуть.
   Тут идёт серьёзная игра.
Она не для таких участников инета,
     у кого дрожит рука.
Кого кто держит под контролем здесь?
   Кто с кем играет?
     Мы с мышкой?
       Или мышка с нами?

В метрополитене

Пузырится извёсткой потолок
Взахлёб стальные рельсы поит добросовестный магнитный ток.
Выбрасывает эскалатор всех и вся
Как кучу хлама и трепья.
Строчит по клавишам толпы без задних ног
Случайно забежавший ветряной поток
И, мечясь по платформам и фуражкам призрачных ж/д-ментов,
В подносе растворяет звуки поездов.
Кружáтся платья, галстуки и пиджаки.
Спят на скамейке безалаберно бомжи
И машинально умирают с натолпившейся тоски,
Бессильным мятым взглядом отвечая на все галстуки и пиджаки.
Стук, свист, мигание табло
Протискиваются сквозь убегающее копотью покрытое окно.
Джин воздуха то задыхается, то снова мусор гонит,
Тоскуя средь металла о морском прибое.

Ёж и Заяц

Ёжик пó полю бежит.
Ёжик Зайцу говорит:
Ты, Косой, давай поспорим.
Разберёмся, перегонит
Кто кого. Через дорогу
И обратно. Держи ноги!…

Заяц длинно посмотрел
На Ежа. И загудел:
«Ёжик, на тебя смотрю
И с тебя, прости, стебу.
Ты хоть, вроде, не дебил,
Но тут явно замудил.
Словно ты свалил из сказки
И теперь таращишь глазки.
Там, где ждёт тебя супруга
У дороги, с визглым звуком
Ездят гончие машины.
И на них крутые шины.
Несмотря, что ты колючий,
Будет блин с тебя скрипучий.
Мне не надо криминала.
Сам сдирайся с тротуара.

План действий

Как хочется любить…
Как хочется создать…
И вот уже готов творить и созидать…
Как трудно задницу от стула оторвать…

Опрос общественного мнения

Идёт опрос общественного мнения,
Напоминая, как важны народные
   демократичные самосознательные прения.
Возрадуются политологи, статистика, барометры,
Как результаты репрезентативны
     и предсказания верны.
И вот опрос идёт.
И от вопросов вдруг сандаль мне ногу жмёт.
Какая может быть позиция-то у меня,
Когда я в тему не врубаюсь ни черта?…
Щас выдумаю что-то умное и сказану,
Сморозю праведную чушь на всю страну.
Но к счастью будет как всегда:
Ответы заключаются
   в обряде интенсивного поддакивания.

И уменьшительно, и ласкательно

Подсечка, подсечка, подсечечка.
Скамейка, местечко, копеечка.
Присяду незаметно на скамеечку
И подберу копеечку
Через лазеечку.
Эх, времечко…

Опять про яйцо

Нас напрягает прямо с утречка
Одна такая мерзопакостная мелкая фигня.
Её сначала надо деликатно и с секундомером поварить.
Чтобы потом по ней специальной ложечкой долбить.
Вот так нам мстит округлое, но не всегда, яйцо.
Оно на нас глядит и острым и тупым концом.
Из-за него уже была как минимум одна война,
Которая до рукоятки лиллипутов и Кащея довела.
Когда яйцо ещё и вполусмятку,
То возникают, вопреки рутине, непонятки,
Насколько в смятку и на сколько в полу?
Как за него-то взяться полумятого такого?
Соврёт электрояйцеварка,
Особенно, когда экологический продукт.
Намного проще сделать мёртвому припарку.
Яйцо – оно куда капризней фрукт.
Все эти каверзы незря:
Мы вышли, выражаясь образно, все из яйца.
И вот за это и за завтраком мы мучаемся.
Какая ж долбанная тухлая белковая ты троица:
Желток, белок и скорлупа!
Но курица достаточно глупа,
Чтоб не понять всю полноту проблемы.
И заново мы бьёмся каждым утром над дилеммой.

Необъятное

Родиться здоровёхоньким младенцем
И утереться чистым полотенцем.
Для документов сняться в профиль и в анфас
В костюмах разных и по многу раз.
Наяривать пустые трения
До самого самозабвения.
Умыться мылом.
Заправить бак бензином.
И всё равно нерадостно,
А жалостно,
Что
Объять необъятное нам не дано.

* * *

У философии стать непроста –
Корнем уходит в материю будня.
И вопреки прагматизму полудня
В хаосе, в камне, в пробирке, в младенце засела она.

Бытовое

Быт – штука вездесущая,
И вредная, и правда сущая.
Попробуйте солёного словца!
Пусть тема тривиальна,… но зато родна.

Гуманизм

Допустим, с утречка
Изволили вы выпить кофе или свежего пивка.
А дальше – день воскресный или будний
     или просто помечтать…
Короче, вы пошли гулять.
И всё галантно так, и всё цивильно…
И вдруг ваc стало что-то раздражать
И всё назойливей, настойчивей и очень сильно,
Затем совсем неистово мешать.
Вы чувствуете, вам давлеет и давлеет –
Пузырик мочевой наглеет и наглеет.
Вы – человек гуманный,
   образованный, интеллигентный.
Вы – высокая натура,
   вы в своих кругах авторитетны…
Но вам давлеет и давлеет, и некуда деваться.
Вы терпите… сперва,…
   потом вам надо срочно облегчаться…
И вот домой рысцой вы мчитесь окаянно.
Чем мочевей пузырь тот, тем вы менее гуманны.
И, наконец-то, вы у цели.
Вы уцелели
И дело мокрое в момент последний
   и за чертой штанов начать успели.
Но что это? Блаженная улыбка на устах.
И чем пустее мочевой пузырь, тем вы гуманнее.
   Вас покидает страх.
Какое наслаждение! Какой момент! Какие страсти!
Какое избавление!
   Как благодарно челюсть сводится от счастья!
Но как это понять? Столь обыденный процесс
И эта неземная благодать?…
      А как же мировой прогресс?!
Ну, анатомия! Ну, чýдная натура! Ну, даёт!
Перед тобою преклоняюсь! Я твой Бегемот.

Начала

Как трудно иногда начать
Чего-то нового. Как хлопотливо копчик приподнять.
Вставать, ходить, еду готовить,
За дело взяться или речь для семинара подготовить,
Сменить носки и вымыть руки пред едой.
Да стоит ли?… Пусть повоняют день-другой.
Уходят философски мысли ввысь:
Взять вилку или пальцем обойтись?
Я смог бы вам про то поэм насочинять.
Конечно, смог бы … эдак за присестов двадцать пять.
Но думаешь: Зачем себя надолго утруждать?
Я ограничюся простым стихом опять.

Голод

Шарахаются от тебя, в рядах ты неудачников теперь.
И сам ты с голодухи зыркаешь как зверь.
Куда бы спрятаться от рож довольных?
Как скрыть свой статус прокажённый?
И голова от голода кружится.
Избавиться от боли чтобы, хочешь застрелиться.
От страха медленно,
   но верно истощиться глотку сушит.
И дрожь в руках. И уши глушит…
Пред кем унизиться и у кого просить?
Ты злой, бессильный и несчастный.
Не надо думать об еде.
   Нет смысла утруждать звенящую башку напрасно.
Что сделать над собой? Чем мысли заглушить?
В душевные физические переходят муки
Морочит мысль одна: Как дальше жить?
На что существование влачить?
И хочется поесть или уже услышать рая звуки.

Свинцовый мяч

Сверкает радугой, футболя в нас свинцовый мяч,
Наш друг, наш собеседник, наш палач.
Как профессиональный инквизитор
Наказывает тем, что требуем мы,
   эта штука, называемая телевизор.
Он публику и дрессирует и тихонько совращает,
Которая, подсевши,
благодарная с его диодовой руки лакает.
Он вечер мыльной дурью заполняет
И пеной плюшевой мозги нам полоскает.
Мы рады, что полощимся с другими,
Что все равны и остаёмся одинаково дурными.
С ним плохо, ещё хуже без него…
Такой вот, блин, расклад стиха нерадостного моего.

Утренний звонок

Ничто так ухо не ласкает
Как утренний будильника звонок.
От счастья сердце замирает
Как вырубленный разогнавшийся станок.
Он с утречка так нежно капает на нервы,
Как будто по стеклу скребёт бараний рог.
Мои разбуженные самочувствия безмерны.
Я радостен, я глух, я занемог.

Танцы

Давайте кушать, а затем давайте спать!
Давайте долго отдыхать!
Мы будет вместе танцевать!
Не будем больше горевать!

Физподготовка

Стоят в углу кроссовки, кеды,
Хоть нé были пока надеты.
А также гири и велосипеды
Пылятся вместе с тренажёрами,
Специально для спортивных домоседов обнажённые.
Я инвистировал в своё здоровье основательно,
Прочтя все умные журналы превнимательно,
И подготовился к зарядке сногшибательно.
Пока что, правда, я так и не начал с этим начинать.
Но ничего… Я соберусь ещё спортивничать!

Болванка

Сыворотка плещется в уме,
Хлещет по умеренным мозгам.
Фильм я преспокойнейше смотрел себе,
Так реклама вдарит по глазам и врежет по ушам.
Начинает мне башку пилить.
Говорит, что полный я болван.
Угрожает, как мне плохо без продукта жить.
Как же до сих пор я жил спокойно и не горевал?
Я про фильм забыл. Беру скорей кредит
И бегу в аптеку, в банк, в товарный дом.
А потом от всех покупок голова болит.
Что когда и вообще зачем мне делать с этим барахлом?!

Искусство кофепития

Уж больно горчит этот кофе. Комком
От гущи кофейной першит в горле острый алмаз.
Сижу я, пришибленный пыльным мешком,
Пускаю одну за другою звезду в небо с глаз.

Стройка

Пошёл создательный процесс,
И, наконец-то, новый строится комплекс.
Начальники довольны, ручкаются и дают советы.
Пока уничтожаются лужайки, белки и велосипеды.
Грузовики и эскаваторы рычат.
По сваям и по нервам молотки стучат.
Кувалда дóлбит по железу и башке.
Вонзается сверлом бурильник в стéну,
     в зубы и урчит в кишке.
Кричат прорабы майна, вира.
И, видимо, всерьёз вся эта переделка мира.
А у меня тем временем съезжает крыша.
Я стройку просто ненавижу.

* * *

Куда ни глянь, повсюду бытовуха.
Нам ни куда не деться от её воинственного духа.
Казалась как бы тема невеличественна,
Даёт по-философски капануть в нас иногда она.

Личное

Вам, может, вовсе и не интересно
Знать. Очень хорошо. И так довольно пресно.
Но всё же за и для вас я обстановочку проведаю
И, может, вам и, может, лично про себя поведаю.

Космос

Вселенная – безвременная, автономная величина,
Мирами параллельными и конкурирующими полна.
Хоть каждый мир и безграничен,
   но всё ж отсчёта точка есть одна.
Всё от неё бежит,
   отталкивается и размножается как семена.
Мирами насыщается эфир
И дырами полнится как швейцарский сыр.
Не каждому причины и последствия ясны.
Хоть созидательны,
   но и одновременно губительны они.
Я вам немного расскажу про космос свой:
Он окружён щетинистою скорлупой.
В орехе прячется душа.
Она там скрыта и завуалирована.
Она есть стопроцентна и одна,
Защитным слоем потому от любознательных защищена.
Я ею индивидуальным образом располагаю.
Цель моей жизни – ею обладать,
     за остальное я не отвечаю.
Ещё поглубже – чёрная дыра,
Невидимая, притягательная, как чума.
Не смейте скорлупу колоть,
Не то всё вместе с ней исчезнет прочь.
Для жителей другой галактики скажу
В наследие. Я накажу:
Живите мирно и спокойно
И не ищите то, о чём и думать непристойно.
Не надо содержимое ореха расщеплять.
Возможен взрыв, стерёт он ваше племя,
   извержения вас будут на пути своём испепелять.
И всё начнёт, хоть вывернувшись наизнанку,
     снова разрастатьcя.
Нет, иногалактяне, не советую вам
     хоботом своим в саду чужом копаться.

Освобождение

Коты, повсюду мрачные коты.
Шнурок, шнурок опять развязан.
Псы рвут развязанный шнурок.
Коты елозят по песку.
Песок скрипит в зубах, торчит в ушах.
Сидит он между ними и сочится
Когда, уткнувшись в кедах и в бегах,
Шнурок мешается и волочится.
Сплюнуть песок.
Сорвать шнурок.
Швырнуть котов
В лающих псов.
Всё, наконец и на сегодня я готов
Обхватывать любимое бедро безжалостно и без понтов.

Кто смеётся последним

Мне больно от того, что я парализован.
Мне не поможет факт тот, что я образован.
Не правым оказался Цой,
Хоть был пророческий поэт. –
Дряхлеет и гниёт мотор мой,
Портачит сердце, мёда-солода в нём нет.
Сгорит от превышенья допустимой скорости, взорвётся.
Ну что ж, пусть корчится в огне,
     пусть напоследок посмеётся.

О смысле поэзии

К чёрту романтику, к чёрту поэзию.
Всё, не хочу, не могу больше ждать.
Вечно в каком-то двузначном прогрессе я.
К чёрту все знаки – пора отвечать.
Снова и снова кормлю пропозиции:
Как бы себе аккуратней солгать.
Слово не верит в мои экспозиции,
Сердцу охота всю правду узнать.
Что-то со мною не то, положительно,
Плюну на всё. Не мешало б начать –
Пусть тривиально, лишь бы решительно –
Благоговя, за любовь погибать.

Берёзовый веник

Давай встречаться
     и чесаться!
Поедем в тройке мчаться
     и потом стреляться!
Пойдём рубить дровишки
     и лечить нервишки!
Берёзки наломаем!
    Нарвём три с половиной шишки!
Постучим по канистре!
     Лузгнём по семечку.
Поклюём гречки,
     пощипаем по темечку.
Засунем ноги в воду,
     тазик забрызгаем.
На тропе, на асфальте,
     на природе повизгаем.
Покашляем и почихаем,
     пошмыгаем вдвоём.
Набекрень по ярмарке
     да прямиком пойдём.
Пойдём в баньку, попаримся
     и пойдём нажрёмся.
Эх, дубинушка берёзовая,
     оторвёмся!

На концерте

Невесело тут… невеликолепно…
Хоть на концерте я. На симфоническом концерте.
Пусть будет проклят день, когда билет
Купил я на сегодняшний концерт!
Я не настроен на внимание классической культуре.
Какой-то набекрень сегодня я, в натуре.
Теперь приходится терпеть,
Сидеть и молча языком во рту вертеть.
На самом деле обожаю, когда опусы играют.
С охотой енту классику в себя внимаю.
Но что поделать, если выдался такой сегодня день,
Когда – да хоть убей – меня не привлекает эта хрень?

Эллегия

О, вешалка, о, вешалка, костюм…
О, чайник, чайник, кипяток…
О, муха, муха, ты достала…
Заела музыка во мне, заела!…
   Всё тихо, всё укромно, тише, мыши…
   Тихонько, у-у-у, в эфире звёзды дышат…
   Сыр-бор, бардак и котовасия… Все замерли. Покой…
   Спой, соловейчик, песенку мне, спой…

О, муха, муха, ты опять?!
О, скорость, скорость, разгонять!!!
Соседи, жалкие соседи!
Заколебали! Надоели!

Город

Лежит покров над городом и каждым человеком,
Стесняя и сгущая в укороченное время,
Мусолит местных и плебеев,
Судьбою приуроченных скитаться в нашем веке.
Дерутся на асфальте воробьи,
Пока их не прогнали голуби.
Дитя исступленно слюной пускает пузыри,
С коляски вытаращившись на светофорные огни.
Когда проходят пассажиры мимо,
   сотрясая ножками, часами и мешками,
За делом или просто запыхавшись,
Мечтаю завернуться в туалетную бумагу,
     в целлюлозе закопавшись.
Стать мумией,
     сквозь щёлочки мерцая в синь зрачками.

Мысли за банкетом

Мне иногда приходит странная мысля
То в голову, а то и опосля,
Но зачастую на банкете и в гостях:
Мне хочется повергнуть в эмоциональный прах
Хозяев, спонсоров и визитёров.
Охота мне разбросить яства по столу, залив ликёром,
Разлить по скатерти супы,
Пожмякать фрукты и грибы,
Залить шампанским, плюхнуть в это всё дессерт.
(Кто знает, может, кто компот сей съест.)
Пусть жир течёт, плескаясь пó столу,
По стулу, по рубашке, пó полу.
Пусть весело салат торчит с твороженным
В дверном проходе и в мороженом.
Я б мановениям своим не отказал.
Я с удовольствием рукам бы волю дал.
Меня не испугает кинетический фингал.
Да и не очень уж великий я оригинал.
Боюсь я только, как бы кто-то
     на сию экстравагантность не сказал:
Вы, батенька, совсем у нас, однако, интеллектуал!!!

Оставляя реквизиты

Я хочу заболеть, я хочу умереть.
Просто так, потому что ведь можно.
Я хочу на себя с высоты посмотреть,
На себя в смысле тела, которое ложно.
Мне не хочется далее в облике быть.
В этом теле давно уже тесно.
Я желал бы свои реквизиты забыть,
Своё имя, свой стаж, своё место.
Не хочу измерять я свой потенциал
Матерьяльным предписанным сверху наделом.
Если здесь не удастся, то лучше уж там.
Я остануся, как не верти, иновером.

* * *

Заглянь мне в душу – попадёшь в капкан.
Поройся в мыслях, будешь неприятно пьян.
Нет, я не кролик, на лужайке я не размножаюсь.
Себя я выражаю, то бишь, выражаюсь.

Coda

Ну вот и всё… Конец Декамерону…
Читатель, больше до поры до времени пока тебя не трону.
Признáюсь – на подест я не претендовал,
Немножечко взбодрил, повеселил и постращал.
Лелею я надежду – мы останемся друзьями,
Ещё не раз сыграем вместе трали-вали.
Пускай резон поищет в шутке тот, кто смел.
Читатель верный мой, жди свежий ветер перемен.